А бабушка легким нравом не отличалась. Поэтому примерно месяца через два после приезда начинала концерты устраивать. Устраивала красиво, с голодовками, уходами из дома и тому подобным. С одной стороны, мне было бабушку очень жаль, любила я ее, с другой стороны я видела, что она просто ревнует меня и к родителям, и к тому, что мне с ними интересно общаться. Ее-то разговоры со мной состояли всего из двух частей: рассказам как она страдала в молодости в войну и как она героически с этим всем боролась. А еще я прекрасно видела ее скандалы с ее старшей сестрой, сцены старшей бабушкиной сестры перед уже ее дочерями и видела, как все похоже.
А мама, отвыкнув за те годы, пока они с отцом колесили по гарнизонам, терялась, уговаривала бабушку не злиться, плакала и… делала самую страшную ошибку, которую иной раз делают уставшие от причуд старшего поколения родители: посылала меня к бабушке переговорщиком. То последить за ней, пока та бегает по улице (правда, это в чем-то пошло на пользу: я быстро заметила, как меняется бабушкино лицо на улице и вся мировая скорбь быстро с него уходит, и проступает вполне себе деловое выражение), то сказать ей что-то, чтобы она типа услышала.
Сначала я участвовала в этих историях чуть ли не с гордостью, вот де я какая, что мне доверяют помирить маму и бабушку. Потом задумалась: а чего это они меня туда-сюда тянут. Почему бабушка мне льет в уши какая плохая мама (и зять конечно), а я как ни смотрю - ничего плохого в их действиях не вижу, а бабушка сочится ядом. Ну и почему поругались они, а бегать их утешать должна я?
Кончилось это как-то уже моей истерикой. Поскольку по рассказам родителей, да и той же бабушки, истерик с паданием на пол и вообще криков по разным поводам я даже в раннем детстве не устраивала, то подействовало это сильно. Я орала, что они две дуры, что я их ненавижу, что я не знаю куда мне деться и мне как раз уйти некуда, потому что я маленькая.
Родители тогда растерялись, бабушка обиделась и на меня, но мне уже было без разницы, в этих историях дележки меня она меня же и потеряла. Я тогда таких «умных» слов не знала, но тогда я почувствовала, что на меня ей насрать. А самое важное, что с помощью меня можно управлять дочерью и зятем, и меня для этого « вербуют». Потом, как уже позже рассказала мне мама, отец ей без меня добавил и высказал все, что он думает по поводу ее сцен. Ему было это трудно говорить, потому что его мать тоже была не подарок, вот он и старался не лезть, но мои чувства он услышал и понял.
Потом мама больше меня в эти разборки не втягивала. Легче от этого атмосфера не стала, но я почувствовала все-таки, что я важна сама по себе, а не как инструмент воздействия. Бабушка так этого и не поняла.
А вот мама поняла, что добавило к ней уважения. Потом, уже в старших классах, я как-то получив от бабушки письмо и прочитав его, поскольку подписано было типа всем, я его решила маме не давать, чтоб ее не расстраивать, уж больно было гадко. А мама, позже все же узнав про письмо, жестко меня отчитала, что это ей решать, как реагировать. Хорошо помню - были неприятно, но я не обиделась, поскольку мама была права.
Ну а бабушка, хоть и обиделась на меня, истерик стала закатывать меньше, во всяком случае, показательные выступления закончились.
А потом, когда вдруг у мамы стали проявляться черточки бабушкиного поведения, я просто маме напомнила, как и что я чувствовала тогда, и что буду чувствовать теперь, если она начнет повторять бабушку. И что будут чувствовать внуки. Этого разговора хватило, чтобы мама стала держать себя в рамках и не скатываться на уровень ребенка. Во всяком случае, наших с мамой разборок было сильно меньше, чем бабушкиных с мамой.
Но главное, что все это вылезло в процессе работы с психологом потом, когда я училась и проходила терапию.
И вот вам вопрос: чем опасно, если ребенок решит, что он может мирить старших родственников?
И что произойдет с человеком, который таки снимет с себя эту «почетную миссию»?
Подписаться